Жан Ануй - Нас обвенчает прилив… [Ромео и Жанетта]
Юлия. Нет! Но ты мог бы надеть чистый воротничок!
Отец. Воротничок? Этот целлулоид. Ты зря придираешься! Он патентован! Его никогда не меняют!
Юлия. Да, но его моют. А перхоть смахивают щеткой. И первую пуговицу застегивают не на вторую петлю.
Отец. Ну-ну-ну! Не придирайся к мелочам! Надо смотреть на вещи шире.
Юлия. И, конечно, ты сегодня утром не брился.
Отец (наивно). Нет. Впрочем, как ты догадалась?
Юлия (кончая приводить его в порядок). Во время завтрака не ной все время, что у тебя нет ни гроша.
Отец. За кого ты меня принимаешь? У меня бывают неудачи, но я крупный игрок. Наоборот, я хочу подавить ее великолепием, эту женщину. Достань все серебро, дочурка!
Люсьен (из угла). Оно в ломбарде с незапамятных времен.
Отец (поворачиваясь к нему, величественно). Я его выкуплю, когда захочу. У меня все квитанции!
Люсьен. Не подать ли их на стол?
Отец. Во всяком случае, если мы временно и должны отказаться от роскоши, то нужно проявить тем больше благородства, достоинства! Патриархальная простота. Мы принимаем ее в старом семейном доме, который не обошли несчастья, но который незыблемо стоит на своих вечных традициях.
Люсьен (Юлии). Кстати. В дождь течет во всех комнатах, и кровельщик требует задаток перед тем, как начать починку. Ты ничего сейчас не могла бы сделать для нас?
Юлия. Опять я! Все время я! Вы мне опротивели!
Отец. Разве мы виноваты, что крыша протекает? Тебе должен был бы опротиветь кровельщик. Задаток! Мальчишка, который вырос на моих глазах…
Люсьен. Вот именно. Он тебя знает!
Отец (гремит). Он меня еще не знает! Я пойду к его конкуренту!
Люсьен. Такого нет.
Отец. Тра-та-та! Я обращусь в Париж. Не надо доводить меня до крайности. (Он зажигает другую сигару, растягивается на диване, неожиданно умиротворенный). Итак, как же с завтраком? Он готов?
Юлия. Я послала вам все, что могла. Теперь я должна думать о своей свадьбе и о моем приданом.
Отец. Ты права. Делай все на широкую ногу. Я не хочу, чтобы они говорили, будто мы тебе ничего не дали. Ты ведь хорошо зарабатываешь преподаванием? Есть у тебя частные уроки? Я встретил инспектора Академии на каких-то похоронах, и он мне сказал, что ты на очень хорошем счету.
Юлия. Я буду делать все, что могу, верьте мне. Но я хотела вам сказать, что теперь, раз я выхожу замуж, вам уже не придется на меня рассчитывать.
Отец. Само собой! Можешь быть уверена, что в другие времена дал бы тебе княжеское приданое.
Юлия (Люсьену). А ты что будешь делать?
Люсьен. Я жду ответа с Берега Слоновой Кости.
Юлия. А если этот Берег никогда тебе не ответит? Мне кажется, с твоим дипломом ты бы мог найти работу не только в Африке.
Люсьен (зло усмехаясь). Работать здесь, под этим небом рогоносцев, в конторе рогоносцев, целыми днями только и болтающих о любви! Никогда! Другое дело — в непроходимой чаще, у негров, и чтобы ни одного белого на расстоянии четырехсот километров — вот мои условия! Если они мне ответят, тогда да, сейчас же: даже не простившись с вами. Я приготовил маленький рюкзачок, чтобы не терять ни минуты. Он на вешалке. Как только получу письмо — надеваю шляпу, хватаю барахло, и до свидания. И не утруждайте себя понапрасну письмами. Я даже распечатывать их не стану.
Отец (спокойно). Все дети неблагодарны! (добавляет) Впрочем, что до меня, я и сам никогда не пишу.
Юлия. Того, что я высылала, вам не могло хватать. Чем вы жили эту зиму?
Люсьен. Консервами.
Юлия. Отвечайте мне, чем вы жили?
Отец (припертый к стенке). Ну, откуда же мне знать? Жанетта выпутывалась как-то.
Юлия. Она работает? Что она делает?
Отец (с неопределенным жестом). Ты же знаешь, какая она, ее никогда не видно.
Юлия. Вы прекрасно знаете, что деньги на песке не валяются. Она была в городе? Она нашла работу?
Отец. Нет, нет. Она оставалась здесь.
Юлия. В таком случае, я не могу понять, где же она могла найти средства на ваше содержание.
Отец (с тем же жестом). Для меня, знаешь, деньги…
Юлия. Люсьен, но ты, ты знаешь что-то. Говори же!
Люсьен. Все очень просто. Я убежден, дорогая, что мы жили всю зиму благодаря щедрости господина Азариаса.
Юлия, Азариаса из малого замка?
Люсьен. Да. Милое дитя удирает с наступлением ночи и возвращается на рассвете. И у меня сложилось впечатление, что она идет через лес именно в ту сторону. Все они одинаковы! Все одинаковы! Я в восторге.
Юлия (взрывается). Ох, какой позор! Как стыдно! И вы ничего не говорили. Разве вы не могли мне написать, чтобы я могла что-то предпринять? Только этого теперь не хватало накануне моей свадьбы! И все это узнают!
Люсьен (издевательски). Не употребляй будущего времени — все уже знают.
Юлия. Это все, что ты можешь мне сказать? У твоей сестры любовник, любовник, который ей платит, она ходит к нему каждую ночь, и ты издеваешься, и ты даже радуешься от того, что все знают?
Отец (курит на диване, с благородным жестом). Прошу прощения: я этого не знаю!
Входит Фредерик с бутылками. Юлия бросается к нему, как ища спасения.
Юлия (Кричит). Фредерик! Фредерик!
Фредерик. Что случилось?
Юлия. Уедем немедленно.
Фредерик. Почему?
Юлия. Позови мать, скажи ей, что ты заболел, скажи ей что угодно, только уедем отсюда.
Фредерик (остальным). Вы поссорились?
Люсьен. Мы? Ничуть не бывало.
Отец. Не обращайте внимания. Этот ребенок просто комок нервов.
Юлия (прижимаясь к Фредерику). Фредерик, ты сильный. Ты легко идешь по жизни, тебе все кажется хорошим и веселым. Фредерик, ты чистый, ты ничего не знаешь. У тебя с самого детства есть мама, которая ворчит и наводит чистоту в доме. Ты не можешь знать… Я буду, как она, Фредерик, я буду, как она, клянусь тебе. Я сделаю тебя счастливым. И когда ты будешь возвращаться домой, все вещи и все чувства будут ждать тебя на своих местах.
Фредерик (укачивая ее). Да, Юлия.
Юлия. И когда у нас появится ребенок, у него будет настоящая мама, как у тебя, мама в переднике, с тартинками, с подзатыльниками и сказками, и с днями, похожими друг на друга, как тиканье часов. А здесь, я-то это знаю, нет ничего другого, кроме беспорядка, злословия, холодных вечеров в пустом доме и позора…
Фредерик (ласково). Да, Юлия.
Отец. Очаровательные дети… Ах, любовь, любовь!.. Я сам был такой — раздражительный, беспокойный, нервный, подозрительный… Я никогда не верил, что меня любят достаточно сильно… А, видит бог…(Делает жест. Кричит Юлии.) Он обожает тебя, детка, обожает! Это несомненно. Не плачь же.
Юлия (прижимаясь к Фредерику еще теснее). Уедем отсюда, Фредерик, я боюсь…
Фредерик. Чего ты боишься? Ты со мной. Ты не должна ничего бояться. Ну же. Вытри глаза, будь умницей, улыбнись.
Юлия (пытаясь улыбнуться). Я не могу, мне слишком страшно.
Входит мать, она осталась в шляпе, но надела передник поверх своего шелкового платья и держит цыпленка, которого ощипывает.
Мать. Юлия! Нам, может быть, все-таки удастся сделать приличный завтрак. Я нашла в саду цыпленка и зарезала его.
Люсьен (смотрит на цыпленка). Леон? Она убила Леона!
Мать (смотрит на цыпленка). Леон? Кто это «Леон»?
Отец (вскочил, тоже в ужасе.) Дьявольщина! Этак у нас выйдет целая история…
Люсьен (кричит как сумасшедший.) Леон зарезан! Леон умерщвлен родственниками! Потрясающе! Неповторимая минута!
Мать. Но цыпленок — это в конце концов только цыпленок. Завтра я пришлю вам пару откормленных получше этого.
Люсьен. Она говорит, что цыпленок — это только цыпленок! Она говорит, что Леон просто цыпленок… Она совершенно не представляет, что натворила!
Юлия. Уверяю тебя, Люсьен, что от твоих шуток никому не смешно.
Люсьен. Тут не до смеха! Здесь никому не смешно! Посмотри на отца!
